Speculum

.
Порфирий Петрович никогда не находился в одной реальности с ответственностью за свои действия.

Если любимая на тот момент женщина порывала с ним, то он горько заключал: "Она никогда меня не любила".

Если ему случалось провиниться перед любимой женщиной, и она дулась,  то он скорбно говорил: "Вот и вся твоя любовь, милая..."

Если же любимая, напротив, восхищалась тем, как он сумел ее завоевать, то и тут Порфирий Петрович не принимал на себя:
"Я просто любил и люблю", - скромно отвечал он, - "я ничего не делал, это всё - любовь".

Если у него никак не осуществлялся проект, он с грустью говорил: "Никто не захотел мне помочь".

И если бы к нему хоть однажды пришел успех , он бы сказал, наверное, "я ни при чем, мне помогли, так получилось".

А, может, и не сказал бы. Может, он бы сумел взять на себя ответственность за удачу.

Но вряд ли. Порфирий Петрович, сам не сознавая того, пребывал в глубоком экзистенциальном ужасе перед жизнью. Мысль о том, что он за что-то действительно отвечает, была совершенно невыносима. Всем своим существом он извивался, чтобы пройти между струй, ускользая, отрицая собственные следы, особенно следы вины.

Но и в этом бы он не сознался. Даже себе.

.
Терезка с нежностью мне:

- Ты моё маленькое растение-е-е-е-е
.

Давно как-то одна девушка очень ко мне привязалась.
Приходила в гости, рассказывала свою жизнь и работу, мысли о книгах и людях.
Я слушала. Она говорила что мы родственные души.
Я не возражала, что мне жалко что ли.
Пока она не пришла однажды и не сказала радостно:
( Collapse )