Грудь ее дышала чистым воздухом, живот праздновал бульоны из домашних курочек и сырники из настоящего творога, а глазам предстояли домики и улочки нарядные и чинные.
И тут случилось Дульсинее Миронне - гуляючи - нечаянно задуматься и отгрызть себе ноготь. И еще один. И еще.
- Надо сделать маникюр, - сообразила она, и тут же увидела салон красоты "Афродита".
Дульсинея Миронна мысленно пересчитала оставшиеся после прогулки деньги. Потом пересчитала уже немысленно, и задумалась: сколько в провинции стоит маникюр? И как об этом спросить не краснея - очень робела она незнакомых мест и людей.
Набравшись храбрости, она толкнула "Афродиту" в дверь и вошла. И спросила. И изумленно притихла услышав цену маникюра - в три раза меньше привычной.
Отдавшись обеими руками жрице-маникюрше, Дульсинея Миронна думала о том, чем бы ей скомпенсировать жизни такую внезапную халяву - да, Дульсинея верила, что боги халявы ревнивы, и ждут приношений, а если кто их не совершит - тому будут всякие каверзы и отток благ.
И когда Дульсинея Миронна получила назад одну, уже афродитированную, руку, то незаметно подсунула под салфетку чаевые в размере платы за маникюр, внесенной в кассу.
А пока вторая рука ее претерпевала процедуру, думала куда пустить оставшуюся часть разницы в цене.
И придумала: она сей же час зайдет на рынок, и купит тех дорогих моченых яблок - белых, сладких и как-бы газированных.
Купит и съест во славу богов халявы - ревнивых и взбалмошных, но по-своему симпатичных.
Journal information