На фото - звезды Михайловского театра. На фрагменте, что всегда останавливает мой взгляд - две девушки в одинаковых костюмах - панбархатные туники и коротенькие шортики из того же материала.
Шортики на снимке выглядят трогательно целомудренно, но при этом краешек чуточку обнажает место перехода ноги в ягодицу, причем обнажает спереди - из-за выворота ног в танцевальном па.
Высокое небо, исполосованное проводами, дома гудят от потока машин, и тут эти шортики тщательно укрывающие анатомию, и тут же ее выдающие.
Показываю Терезке, мол, вот что такое высоклассная эротика в изображениях - тончайшее искусство.
- Я боюсь балет, - отвечает она, не задумываясь, - не хочу смотреть даже.
- Почему?
- Я все время боюсь что они упадут и что-нибудь себе сломают. И что им больно так танцевать.
- У меня в цирке такое чувство, - говорю я, - поэтому я не люблю цирк.
- Да, - кивает она, и мы в один голос произносим: "А вот в цирке Дю Солей этого чувства не возникает".
Смеемся.
- Они настолько уверенно там держатся, - пытается сформулировать Терезка, - что можно расслабиться и не бояться за них. От этого такое чувство благодарности к ним возникает, прям очень большое.
мы замолкаем. обе чувствуем что сказано что-то, чему нужно молчание и простор.
"за то мы их и любим - всех этих невозможных артистов, музыкантов - они берут на себя часть пространства между нами и невыполнимым, и обживают его - плотно, ревностно обживают, вставая между нами и пустотой неведомого", - думаю я, и оборачиваюсь взглянуть на лицо Начо Дуато.
- Клёвый мужик, - замечает Терезка, - я бы в такого влюбилась.
В этом мы тоже совпали)
Journal information