а я шла в дневной поход по лавочкам - отоварить деньги.
напротив входа в пекарню сидела тучная тетенька в мужских башмаках, гамашах, лиловом потертом пальто. на голову нахлобучено нечто фетровое, но уже совсем невнятное, болотного цвета.
тетенька курила, и лет ей было на вид столько, что уже можно было называть ее старуха.
к лавочке прислонились тетенькины трость и кошелка.
я завернула за угол в фермерский магазин, а потом вернулась в магазин-пекарню, и там снова увидела эту женщину - она стояла в небольшой очереди, тяжело дышала, но как-то очень тактично тяжело, без смрадных звуков выдоха.
и от нее пахло мочой - довольно ощутимо.
я затосковала и подумала что нет, не хочу чтобы я вот так когда-нибудь, нет, пожалуйста, нет.
тут подошел ее черед заказывать и она интелигентнейшим голосом заказала плюшечку и кофе.
- С собой? - дежурно спросила продавщица.
- Я хотела бы это съесть и выпить здесь, - проговорила женщина, и я сразу поняла что она живет в коммуналке, где ванная одна на много комнат, и помыться - муторная проблема, а баню "на раёне" закрыли, а обоняние у нее так себе, так что она просто не слышит чем она пахнет.
- Кофе американо? - меж тем спрашивала продавщица.
- Мне бы хотелось эспрессо если это возможно.
ах. я подумала да и пофиг на гамаши, башмаки, и запах, и тучность - зато манера говорить и держаться чиста как ночной снег.
карнавальный костюм несуразной плоти ничего с ней не смог поделать за жизнь, как и быт, и соседи.
она живет внутри себя гигиеничнейшую из жизней - не соприкасаясь с душевными сквернами.
Journal information