Продукт извлечен на свет по случаю доски Маннергейма. (до этого все знали только "линию Маннергейма", а нынче доска возымела больший истероидальный вес)
Тут даже неважно, был такой пекарь, от того ли он умер, потому что соблюдено главное: формат отчетливой глянцевой самоотверженности - некто совершил немыслимое, чтобы публика могла почувствовать себя лучше и чище.
И публика сразу начинает заниматься этим приятным делом.
И в процессе заглатывает этот лубок и негодует на скептиков и циников вроде меня, ибо думает, что так чтит чужой подвиг.
Ну как чтит - в сухом остатке размышления многих сводятся к "имел доступ и не жрал в три горла, ааааа, вот это силища, а я похудеть не могу, потому что жру и жру, аааа"
или
"какое облегчение, что такие люди уже есть, жертва принесена, и мне можно выдохнуть, но облегчение стыдно, и я спрячу его под восхищение, я себе нравлюсь когда восхищаюсь таким, я так идентифицируюсь с добром без всякого риска"
Нет, ваши-то помыслы чисты, разумеется, но есть те, кто так думают.
Циник я, меж тем, знает, что подвиги совершаются от невыносимости бытия, (товарищ, от таких дел я желаю повеситься, ага). И еще знает, что нельзя исходить из того, что жизнь - одинаковая ценность для всех. Это не так. Многие не чают от нее избавиться. Например, финн в блокадном городе, в войне, где его этнос - враг.
От этой истории разит новоделом, видите ли.
Даже если в книге блокадного Ленинграда она записана, то кто ее туда записал? Летописцы всегда делают идеологический продукт.
В итоге финн, которому грозил лагерь или прочий ужас как врагу народа, либо выбрал уморить себя сам, либо рак поджелудочной имел место, либо еще что-то, но чтобы фактура не пропадала из этого стряпают глянцевую легенду.
Я всё хорошо понимаю, кроме того как, ну как можно это заглатывать, ну.
Ну неужели сама гладкость этого медиапродукта не настораживает?
Или шанс вздрочнуть на чью-то благородную гибель жаль упускать?
(ну а я-то, разумеется, моральный урод, для кого нет ничего святого, знаю, знаю)