но я не сразу поняла что меня рвет из-за этого - ночь была, меня выпнуло из сна дурнотой, я ничего не понимаю, кроме того что мне погранично дурно.
рвало белой пеной - похоже на финальное кружево волны, такая пена.
это я могла думать, а больше ничего - только чувствовать.
чувствовать как мне тотально дурно, словно не существует ничего в моей жизни кроме этой плохости - настолько она вытеснила всё.
постепенно до меня дошло что лучше не будет, пока я снова не вырву, а для этого надо попить воды.
так я снова увидела что умею пускать пену методом неимоверного напряжения тех мышц, о коих и не знала что они во мне есть.
наутро они скулили.
всю субботу я провела в непонимании как можно вообще что-то есть и пить, и что я никогда больше не стану этим заниматься.
но к вечеру передумала и сварила картошки и заварила шиповник.
так я поняла что умру не сейчас, а потом когда-нибудь.
сегодня я была уже совсем жива для того чтобы есть краковскую колбасу - а это пиковый показатель моей личной витальности.
*
в те часы дурноты ночью я снова вспомнила как герметичен ты в такие моменты, как тебе не нужен никто и ты никому в эти моменты не нужен, это место ровно на одного.
вспомнила описания похмельного синдрома, как он похож на умирание.
*
сейчас всё это вспоминаю и думаю, что многие люди предпочитают бесконечно длить несчастности и зависимости, лишь бы не вступать в зону, когда нужно извергнуть из себя яд, потому что они чуют что это зона непереносимой дурноты, когда тебя почти нет, есть только сгустившаяся воля к жизни и она крючит тебя в конвульсиях, выжимает из тебя отраву через сепаратор, брызгает мертвой водой, прежде чем побрызгать живой.
страшная зона, операционная, где наркоз не берет, а делать нечего