она вела меня гулять в парк, где заставляла двигаться: ходить по буму, залезать на маленькие дикие яблони.
я все это делала послушно-неуклюже, не понимая зачем это всё.
как-то мама нашла в ДК по соседству детский кружок народных танцев и велела пойти и записаться.
мне было шесть, я пошла, оказалось что набор закончен, есть на балетную группу - туда и записалась.
надо было купальник иметь, мне показали какой.
дома я сообразила что если подоткнуть майку под такого же цвета трусы с резинками вокруг дырок для ног, то получится вполне себе балетный купальник.
потом я заболела, да и какая из меня балерина, я всегда была пупсик-бутуз.
но двигаться мне так и не хотелось, а танцы вообще представлялись чем-то очень странным и противоестественным.
много позже, уже с тремя детьми в анамнезе, учась на философском, я с облегчением узнала, что есть аполлонические виды искусства - пластические, и есть диониссийские (гуглить Ницше "Рождение трагедии из духа музыки).
мигом себя обособила от аполлонического, и признала в диониссийском - всегда ж радуешься, что твой дефект не баг, а фича.
я вспомнила это всё сейчас, когда вдруг подумала, что способ познания также определен тем, застыл ты или движешься.
на ходу лучше ловится одно, а в покое другое.
и в моем скрипте мне нужно много покоя и недвижности, чтобы собрать и словить знание,
а кому-то надо много двигаться, чтобы оказываться там и там - в точках, где знание ему оставлено.
такие, танцуя, собирают флюиды своего знания, как голый с вазелином на коже носится по полям цветущей конопли.
мне же свойственней всего застыть, и тогда я слышу.